# 13 (55) 22 сентября 2000 г.
Rotabanner Local Rotabanner Local Rotabanner Local
РУБРИКИ СОДЕРЖАНИЕ НОМЕРА
Сюжеты

Belles-lettres

Архитектура

Телевидение

Подмостки

Стихи


Поиск:

ИНТЕРАКТИВ
Почта НГ-Интернет

Вопрос-ответ

Письмо редактору

Гостевая книга
Все о газете
Подписка:

Mail.ru
Логин
Пароль
АРХИВ


RB2 Network.

RB2 Network.

КАК МНОГО ВРЕМЕНИ!
Из разных тетрадей
Марина Кудимова

Десять лет без права перечитки - это ситуация моего возможного читателя. Те же десять лет, но с правом постоянной переписки - ситуация моя собственная. Десятилетие без книги многого меня лишило, но еще больше разрешило: на книжную поэзию я смотрю несколько со стороны. Сказать при этом, что я, как Сальери, "глубоко" завидую всем поспевшим обзавестись обложкой, не рискну. Во-первых, искренне я завидую в русской литературе, пожалуй, только судьбе Андрея Платонова, ее трагизм и эстетическая полноценность (чего стоит одно сталинское "сволочь!", начертанное поперек платоновского текста!) не превзойдены покуда даже Солженицыным. Во-вторых, некупленная книга является не фактом литературы, но лишь вполне частным фактом чьей-то биографии. Я же избалована достаточно сильно - мои старые книжечки украдены из всех библиотек России, - чтобы спокойно вынести лежание навзничь на прилавке или стояние лицом к стене на полке. Самовзбадривание разговорами о сверхъестественной любви к поэзии в России (обе они почему-то переживают латентный (скрытый) период отношений) мне не свойственно. Поэзия резко поскучнела. Потребитель же по-прежнему желает все жанры - кроме скучного. То есть поэзии. Так рано или поздно случается со всем, что перешло на уровень самовыражения. Дай бог здоровья рифмующим шоуменам, титанически продолжающим удовлетворять тягу потребителя к "интересному"! Категория "интересного" заполняет сосущую пустоту в районе души, как долька шоколада ненадолго снимает чувство голода. Возможно, поэтический язык устарел в принципе. Ничего ужасающего я в этом не вижу - напротив, это непременно приведет - уже приводит - к прорыву в новый языковый космос. Толстой, который плакал над стихами Фета, раньше всех почувствовал, что грядущая культура, как ее ни назови - пролетарской или крестьянской, в "шепоте, робком дыханье" нужды не испытывает. Нет уж на свете ни крестьян, ни пролетариев, но продолжается процесс, который определил тот же Платонов: "В литературу попер читатель". Это означает, что и поэзия стала мало-помалу общедоступной, как грамота. Так о чем же сокрушаться, если сбылась вековая мечта культуртрегеров всех стран? А романтизм, над которым потешались критики со времен Гюго и без которого, оказывается, и воцаряется дикая скука в пространстве поэтического текста, сегодня живет и процветает в Интернете. Так что все нормально. Претензий нет. Родилась в 1953 г., училась, работала и до 1988 года жила в Тамбове. Автор пяти книг, последняя из которых вышла в 1989 г. Одна из самых причудливых судеб в своей генерации. Встреченная некогда на ура старшими коллегами, ими же ошельмована и отторгнута в новые времена. Возглавившая в 1992 году вместе с Игорем Золотусским, Александром Иванченко, Надеждой Кондаковой альтернативный Союз российских писателей, который объединил всех, кто не разделял "колхозные" традиции прежнего СП или просто не подпускался к нему на пушечный выстрел, Кудимова была исключена из своего детища в 1996(!), когда все союзы превратились в анахронизм. Странное присутствие-отсутствие Кудимовой в российской словесности, однако, продолжает ощущаться все последние годы. Она много работает как публицист и эссеист. Повороты же ее поэзии всегда непредсказуемы: резкие смены манеры, стилистики, постоянная "неузнаваемость", вероятно, сбивает с толку критиков и издателей.

От телефонной лжи до лжи постельной
С чужих судеб и с уст чужих снята,
Ты выглядеть умеешь неподдельной -
В тебе я не ошиблась, Красота!

До мякоти в зажатый створ ракушки
Я нож разоблаченья не сую.
Сквозь лаковый налет и побрякушки
Провижу я трагедию твою.

Ты прочь идешь, но не проходишь
мимо,
Чтоб не спасти, но лишь разбередить.
И есть ли изощренней пантомима,
Чем за тобой пожизненно следить!

*  *  * 

Тут все твоей напоено тоской:
И виноватый шарк многоколесый,
И кисловатый воздух городской,

Очерченный чадящей папиросой.

Тут все, что позабыл ты обо мне
За годы разорительной разлуки,
К твоей присовокуплено вине
И тянет опустившиеся руки.

Тут все, что мы разрозненно творим,
Замахиваясь аж на эпопею,
Зачеркнуто неведеньем твоим
И неисповедимостью моею.

СЮЖЕТ НЕНАПИСАННОЙ ПОВЕСТИ

По Петербургу бродит Эдгар По!
По-по... Знакомая аллитерация.
Ее когда-то в киришском сельпо
Выиграл кент один по облигации.

Ее ловил налоговый конвой,
Ей дали пальму фестиваля Каннского.
По-по... "По потрясенной мостовой..."
Как в этом звуке много африканского!

По Эдгар Аллан вторгся в Пегербург,
На шпагах дрался, пил вино неделями
За каждый чих и за утробный бурк
Лилеями платил и асфоделями.

Блевал в очко и выходил в нули,
Чухну всерьез именовал "Эстония",
Публичную же китаянку Ли
Звал "Аннабель", - она за ним
шпионила.

И ночь в нестрашном проведя суде,
Взяв плавки у уфолога-заочника,
По плыл по грудь в особенной воде,
Отдельной от обычного источника.

И видело трамвайное депо,
Как на плече городового ражего
Миниатюрный полоумный По
Оплакивает погребенных заживо.

Плачь, Эдгар, плачь, до точки чувств
дошед,
Соли калифорнийское вино свое, -
Ведь даже этот мировой сюжет
Ты утащил у Гоголя-Яновского.

На Волковом в могилке угловой
Полибий пререкается с Фаллоопием,
Когда по потрясенной мостовой
Провозят персы контрабандный
опиум.

О Эдгар По, американский друг!
О мальчик мой лилейно-асфоделевый!
Пора тебе покинуть Петербург,
Вернуться в Саратогу с Филадельфией.

Ну так беги в свой черный Балтимор!
А я займусь разгадываньем ребуса,
Где ничего нет, кроме "nevermore"...
О Боже, сколько сил на это требуется!

*  *  * 

Отлучен ты не клиром безгласным,
Но гонителем частным гоним.
Предан Ты - но не миром безвластным,
А законным Иудой одним.

Первый тучен и пенки снимает,
А второй знаменит мирово...
Но в ничтожестве все прозябают
Подмолчавшее им большинство.

*  *  * 

Не любопытствуя, забудут
Меня когда или за что,
Я вопрошаю: долго ль будут
Носить такие вот пальто?!

Наверное, им сносу нету,
Поскольку через не могу
Вновь не к лицу, а к силуэту
Я, как подслепая, бегу.

*  *  * 

Только Следующий, Сведущий знает
Острогранный разлом бытия:
Дом, в котором тебя проклинают,
Дом, в котором возносят тебя.

Адрес есть у Бедлама, Содома,
У любви - ни казны, ни цены.
И усилия первого Дома
В одночасье на нет сведены.

Даже в топлости града Петрова,
Чьих ключей получить не дано,
Откровение Дома второго
Нерушимо и соблюдено.

А казалось, не смыть и геенне
Кровопуск обоюдной борьбы...
На сращенье обоих строений
Нам, увы, не хватает судьбы.

В это зодчество и созиданье
Столько вложено - не передать!
Потому-то на наше свиданье
Мы уже не вольны опоздать.

СОБЛАЗН

И мельничный жернов пленял,
И хворост, уложенный в срубе...
А тот, кто меня соблазнял,
Он попросту думал, что любит.

И тщетно выискивал лаз
В моих крепостях, бастионах.
И плакал натужно соблазн,
Как будто голодный ребенок.

И я полюбила его,
Сломав эталонную меру,
Любовью аббата Прево
К чувствительному кавалеру.

И за Благодатью закон
Нырнул, будто в шахту колодца,
Впервые уверясь, что он
Один ничего не добьется.

И - будто бы из-под ножа
Я выскользнула середь ночи,
Себе перебыть положа
Со всеми, кто этого хочет.

А тот, кто меня соблазнял,
Светился рассеянным светом,
Мне праведности не вменял
И не затруднялся советом.

ДУША-ЛЕВША

...Мы гуляем сверху донизу
Под ручку, например.
У тебя власы Адониса,
А нация - ибер.
А моя какая нация?
Зудится, как лишай...
Наособь координацию
Вывела душа-левша.

Ты не стискивай, не сковывай,
Пусти летописать
В не снесенную Московию,
Мещанский палисад.

За Таганкой речка-Яуза,
В Останкине сирень.
Получаю письма-кляузы
Почти что через день.

Не гадали - просто дожили, -
Сыму с гвоздя пращу:
Прощевайте, достодолжные,
На вас ли я взыщу!

На разлуку камень выменян -
Пуста моя праща...
Милый с кашляющим именем,
Уволь, прости-прощай!

Впрямь и нет, кого винить!
Память, белая финифть...

ДОМ

В доме должно быть тепло,
Чтобы печное сопло
Глотку таращило ало,
Чтобы клонило ко сну,
К наволочному льну,
К ваточному одеялу.

В доме должно быть светло -
Чтоб растворялось стекло
В небе без пятен и трещин.
Ну а еще - барахло:
Тряпочки, баночки - вещи.

Дом невозможен без ссор,
Должен при доме быть двор -
Где же и ссориться людям!
А выносить этот сор
Вон мы из дома не будем.

В доме должна быть еда,
Горькой любви незаметность,
В доме должна быть нужда,
Необходимая бедность.

В доме не страшно стареть,
Уготовляться к прощанью,
К подлинному обнищанью:
Вытянуться, замереть -
И разлучиться с вещами.

*  *  * 

Люблю, чтобы одежда облегала,
Чтоб тело обтекала, как волной,
Чтоб не было зазора и прогала
Меж ней и мной.

И чтобы преисполнились значенья
Мантилья, и сорочка, и штаны,
Когда пройдет период прирученья,
Изгладив угловатость новизны.

Терпеньем, точно зверя, покоривши,
Шинель оплачешь, воспоешь салоп,
Чего себя лишают нувориши,
Не одухотворяя гардероб.

Но тот, кто за одеждой смотрит
в оба,
Не чванится, заплату положа,
А размышляет: есть еще и обувь,
Что долго мучит, коротко служа.

Копеечного долга не оставит
Босому смерду мысли поводырь,
Но уж ему-то спеси поубавит
Гвоздь в сапоге да пяточный волдырь.

Семь раз отмерьте моду и отрежьте,

Блаженной не избегнув нищеты,
Но да почиет человек в одежде -
Защитнице от срама наготы.
И, снаряжен в тишайшую дорогу,
В немыслимый бездонный океан,

Всяк совершает круг от Бога к Богу:
Пришедши наг, уходит одеян.

ПОЛЬЗОВАТЕЛЬ

Пользователь яростный, виновник
Шалостей безглазого дитя, -
Только не бросай меня в терновник!
Я прошу, уже летя.

Лучше кеглем мельче единицы
Набери опять,
Выровняй по ширине страницы
С отступом ноль пять.

Зависаю наглухо - не каркай,
Перезагрузи - стерплю.
Только не бросай меня, не шваркай,
Если файл системный удалю.

Ежели снесу, сотру, забуду,
А потом очнусь - восстановлю,
Восприми как случай или чудо,
Я, летя стремглав, еще молю!

Или вновь развяжешь дедовщину,
Поубавишь нашего полку,
Перепрофилируешь машину
И введешь командную строку?

Шкурой чую эту правду-матку,
Запредельный ледяной гуд бай...
Так вминай же полную закладку,
Ставь на "отжим", барабан врубай!

ВПЕЧАТЛЕНИЯ

А.Мелихову

Совсем никаких впечатлений
Не вынесла, - вот вам итог!
Не взялся замес.
Не схватился Раствор. Не увяз коготок.

Проездилась с юга на север,
С востока на запад - и что ж?
Все на шермачка, дармоглядом -
То скрозь, то окольно, то сплошь.

Как будто спала иль тонула,
Межножным вперялась страстям...
Конечно, бывало и это -
Не там приключалось, так сям.

Но в общем-то, в общем и целом,
В итоге-то - нет, не за тем,
А чтоб запастись впечатлений,
Набраться сюжетов и тем,

На поезде пилят - пообочь
Обилие вод или трав,
Виляют на велосипеде,
На ослике, пятки задрав,

Трусят. Тошняком в вертолете
Висят. Или с палуб блюют.
А самое главное - пеши
Ступают, презревши уют.

И я не избегла велений
Ни посоха и ни весла,
А вот никаких впечатлений
Не вынесла. Не понесла.

Как будто я древний китаец,
Упившийся черным вином:
Сужу по себе о вселенной
И по одному обо всем.

Единственно, разве, Тбилиси
Кой что раскумарил в душе -
Висячий макетик музейный,
Папье, понимаешь, маше.

Быть может, непрочностью камня,
Эфирностью башен и скал
Заставил закапать клепсидру,
На понт исторический взял.

А в целом - куда-то вперялась
Все поверху да наискос,
Ловила ворон и зевала,
Блуждала, скользила сквозь слез.

Нет - вырвать, - межила,
как кошка,
Вотще соблазняющий глаз.
Ведь так и умру, впечатлений
Не вынеся, вот те и раз!

КАК МНОГО ВРЕМЕНИ...

Не спрашивай, какая сторона,
Стой, где стоишь - на камени,
на семени.
К повешению приговорена,
С помоста возглашу:
- Как много времени!

Я кланялась перу и топору,
Носила и парчу, и пестрядину...
- Как много времени! - я повторю,
Опаздывая на свои родины.

Дуб триобхватный сточится до пня,

Ахалтекинец наживется в мерине, -
Я ж на исходе светового дня
Моленье вознесу:
- Как много времени!..

Дождь кратковременный,
Что двое суток льет,
Жизнь долгосрочная
Что как сосулька тает...
Ах, мне всего, всего с лихвой
хватает,
Довлеет, в изобилье достает!

*  *  * 

В.Салимону

Мы в Америке Латинской
Согласимся погостить, На бурсацкой на латыни
Там с тобой поговорим.

Доколумбов с колумбийским
Так и льются с языка!
Мы такие полиглоты -
Завези нас хоть куда.

Мы попаримся в Париже,
Сядем в Лондоне в ландо,
А на душных Филиппинах
Примет нас святой Филипп.

Мы немного освежимся,
Оклемаемся чуток,
На Гавайях помурлычем -
И немедленно домой.

Разве только на Хоккайдо
И попутно на Босфор,
Не минуя Коста-Рики,
На минутку завернем.

Мы накормим Южный Йемен
Бело-яровым пшеном
И, само собой, конечно,
Папуасов просветим.

А в отеческих пределах,
На родимой стороне,
Мы на книжною, запрещенном
Уж нашепчемся до слез.

Набутим на тарабарском,
Набуробим на немом..
Только вот на премиальном
Мы, увы, со словарем.

Только, друг мой, по-злодейски
Мы, увы, ни в зуб ногой, -
Мы в другой учились школе
Недоступным языкам

*  *  * 

Плясал на моих костях
Жестокий навильник лиры.
Беременные - вместях,
А чуть разрешились - сиры.
Так пусть хоть мосты мостят
Словами, чем так изгоркнут.
Отверженные - вместят,
Обласканные - исторгнут.

*  *  * 

Как предусмотрительна природа!
Не впрямую и не напоказ
За полтыщи верст до поворота
Даст намек на Крым или Кавказ.

Выческою перекати-поля,
Осыпью отливною камней,
Запоздалой рябью водополья,
Что морского колера темней.

Или, мрея, словно знак дорожный,
Будто образ тайный между строк,
Встанет в перелеске осторожный,
Невесть как взломавший битум
дрок.

И, поверстно набирая тело,
Вновь природа остается целой,
Но, боясь беспамятства, она
Вкрапливает беглые заделы,
Главных тем роняет семена.

*  *  * 

Кричит о бдении великом
Успенью мирному нашло
Вдоль перепаханное тиком,
Неотвратимее чело.

На нем избранничества страсти
Морщину выжгли поперек...
Не дал бычку такому рог
Господь, презрением ко власти
Снабдил - и всех нас уберег!

Заздравный он был, вивальдический,
О смертном грехе он судачил
И даже конец свой физический
Не мраком, но миром означил.

Раскованно жил, неопасливо,
Расчетом не пачкался грубым.
И все его женщины счастливы,
Как будто он был однолюбом.

ДОПУСК

Как при квартирном обыске,
Соря и мельтеша,
На допуске, на допуске
Работает душа.

О праведности-святости
И мыслить не моги!
Да ей бы к вящей радости
В срок выплатить долги.

Манерочка, баклажечка
На донышке бренчит.
Уступочка, поблажечка
Уж так ли облегчит!

По-рабски, по-холопски,
Таясь и лебезя,
На допуске, на допуске
Меж "можно" и "нельзя".

Час неминучий близится,
Пора покой стяжать
А ей бы не капризиться,
Не мстить, не обижать.

Дебелому - каления
Скрасна и добела,
Ей - грош благоволения:
Глядишь - опять цела!

Драконовски, эзоповски
И трепетно вельми...
На допуске, на допуске
Меж богом и людьми.

К содержанию номера версия для печати На главную страницу
RB1 Network.

СОДЕРЖАНИЕ НОМЕРА
СЮЖЕТЫ Письма темных людей III / Гулять с ним можно / Кино как кино / Бунт самовыражения / Президент, который ходит в музеи / "А чой-то ты во фраке?" 400 раз подряд / Стойло Пегаса / Большевистская мистика света / Vocation Владимира Спивакова

BELLES-LETTRES Карагандинские девятины, или Повесть последних дней

АРХИТЕКТУРА Письмо съезду / Петербург меняет пол

СТИХИ Интимная лирика


материалы: Независимая Газета © 1999-2000
разработка: НЕГА-Сеть - ФЭП © 2000
Хостинг от uCoz